Президент Московского международного кинофестиваля на брифинге закрытия ММКФ – о сегодняшнем уровне кинофорума, о мыле, халатах и тапочках, ренессансе русского кино, а также о своем предвыборном фильме и киномузыке
На последнюю встречу с журналистами, завершающую 39-й по счету Московский кинофестиваль, российский оскароносец и создатель «Сибирского цирюльника» пришел в благодушном настроении и белой летней шляпе, много смеялся и шутил.
– Многие говорят, что, дескать, ММКФ давно пропах нафталином, – с вызовом начал Михалков. – Но я так не считаю. Стабильность – это та основа, которая обязательно должна сохраняться. Это, в общем, то, что я хотел вам в начале сказать. А теперь, пожалуйста, ваши вопросы.
– Никита Сергеевич, что на данный момент является движущей силой фестивалей?
– Прежде всего, это кинорынок, который во многом зависит от кинопоказов. Меня очень вдохновляет, что в прошлом году в нашей стране один за другим начали открываться кинозалы в городах-стотысячниках. Это невероятно важно: получается, что почти 70% жителей страны получили возможность смотреть кино на большом экране! В мегаполисах выгодно строить мультиплексы и инвестировать в них деньги, а в стотысячных невыгодно – там прибыли мало. Поэтому я очень благодарен Министерству культуры за то, что нашли средства для обеспечения зрителей залами.
– Известно, что для проведения ММКФ с каждым годом государством выделяется все меньше средств. Насколько сильно страдает от этого кинофорум?
– Около 15 лет назад, когда фестиваль только возрождался, в его активе были сумасшедшие цифры субсидий, что давало возможность устраивать очень красивые мероприятия. И чтобы широко, по-московски… До сих пор участники вспоминают какие-то «космические» вечеринки с верблюдами, с дорогими подарками в виде расшитых халатов. Иностранцы от всего этого просто чумели. Но если бы вся та роскошь осталась, то ядро кинофестиваля и само кино неминуемо стали бы разжижаться. Лично для меня это была бы катастрофа!
Уменьшение финансирования действительно произошло, и у него есть положительные стороны. Во-первых (что очень важно для меня), бюджеты сократились, к счастью, не за счет программ – это принципиальнейший вопрос. Не пострадало количество фильмов, список приглашенных кинематографистов не уменьшился, равно как и количество сеансов, не было экономии на субтитрировании. Да, профессиональная часть немного сузилась – но не разрушила фестиваль. Конечно, когда денег больше – это лучше, свободнее себя чувствуешь, можешь больше людей пригласить. Да, у нас больше нет возможности послать частный самолет за Мерил Стрип. Но качество и количество картин не пострадали.
Очень сильно по фестивалю ударили санкции, зарубежных гостей обуял страх, и они первое время отказывались от визитов в нашу страну. Но этот этап позади, страх прошел. Причем изменился зрительский менталитет. Раньше ведь считалось как? Если заморскую звезду пригласили, а она ответила отказом, то все ахали – да, это Звезда! А если соглашалась, то общественность начинала к ней относиться слегка пренебрежительно: если к нам едет, значит, слава уже не та, где-то червоточина. Но теперь многое изменилось… Когда нас стал игнорировать Запад, мы получили возможность рассмотреть своих, родных артистов, которых раньше не замечали за блеском приезжих. Может быть, это мое заблуждение, но ощущение атмосферы кинофорума меня сейчас вряд ли обманывает. На фестивале царит энергичная рабочая атмосфера. Без истерик. Люди смотрят кино, обмениваются мнениями, общаются. Думаю, это главное. А превращать фестиваль в политическую открытку страны – такой задачи у нас нет.
– Как вы думаете, какие три вещи заберет с собой каждый участник ММКФ?
– Из гостиницы, что ли? (Смеется.) Мыло, халат и тапочки? Во-первых – изумление по поводу того, что в Москве бывает февраль в июне. Что скрывать: для нас самих это тоже было изумлением. Второе – атмосфера вдохновения, которая здесь витает. Конечно, многих смущает, что Москва живет в непрерывных стройках и пробках. Ужасно жить в любом доме во время ремонтов и переездов. Но когда ты видишь, как все меняется, как снимают все заборы и строительные леса и как упорно и спокойно Москва набирает мощь, – это дорогого стоит. Я бы хотел, чтобы гости увезли одно – желание вернуться. Настоящее искусство – это желание снова увидеть, прочесть или услышать произведение. Желание во второй раз приехать в место, где ты был счастлив, – это и есть основа.
– Многие гости кинофорума, зрители и пресса отметили, что в этом году картины-участницы из России были талантливее, чем в прошлом. Можно ли теперь говорить о возрождении российского кино?
– Говорить об этом пока рано. Наши кинематографисты сильно постарались для того, чтобы потерять зрителя. Уровень режиссуры, масштаб мышления создателей кино упал за прошедшие годы до невероятно низкого уровня. Они приучили зрителя либо к этим чудовищным проходным комедиям, либо к «чернухе» с продажными попами, оборотнями и так далее. Поднять уровень режиссуры намного сложнее, чем его опустить. Да, сегодня любой человек, имея камеру или айфон, может назвать себя режиссером кино. Но он забывает, что результат будет зависеть от того, талантлив этот человек или нет. То, что мечется на экране – это еще не кино, а всего лишь нанесение изображения на «цифру». Кино – это другое. Мировоззрение, профессия, умение помочь актеру, пластика, грамотность, культурный уровень. Я согласен с вами, профессиональный уровень российских фильмов постепенно реанимируется. Но та пропасть, в которую отечественный кинематограф рухнул несколько лет назад, – из нее трудно вылезти. Целое поколение воспитано на плохом кино, а хорошего смотреть не хочет. Кроме того, сейчас стало слишком просто получить информацию, от этого произведения теряют свою притягательность. Кликнуть мышкой и получить любой фильм – это удобно. Но это обезволивает. Когда-то мы собирались в вузе группами, торопились успеть на фильмы великих мастеров. Это было целое событие. И жаль, что кинопросмотры в век интернета перестали быть таинствами.
– Никита Сергеевич, уже есть какие-то планы на юбилейный, 40-й фестиваль?
– Пока не задумывались. По одежке протягивай ножки. Дай бог выжить вообще. Кстати, 40 лет обычно не отмечают (смеется). Так что у нас есть отмазка.
– В Украине и вообще за рубежом муссируются слухи, что вы собираетесь баллотироваться в президенты и что есть некий ваш предвыборный фильм…
– Мой предвыборный?! (В изумлении.) Вообще-то, мой предвыборный фильм назывался «Сибирский цирюльник», особенно те кадры, когда я въезжал на коне в Кремль (смеется). Встречный вопрос: простите, а баллотироваться в президенты ЧЕГО?
– Государства Российского.
(Общий смех.)
– Знаете, я сейчас залезу под стол! Я, конечно, все понимаю… У нас почту уже взломали не раз. После «Бесогона» я приобрел много «друзей». Нет, я о таких слухах не в курсе. Вы мне хоть ссылку пришлите посмотреть.
– А мы готовы проголосовать…
– Нет, извините. Я считаю, каждый должен заниматься своим делом. Вы знаете, какое это счастье – заниматься своим делом? Мне интересно делать кино. Я надеюсь, что могу приносить пользу на том месте, где работаю. Конечно, у меня есть своя точка зрения по любому поводу. Допустим, в английском словаре есть отдельные понятия «интеллигенция» и «русская интеллигенция». Я не помню, как определялось первое, но по части второго могу сказать: «русская интеллигенция» – это люди, которые по любому поводу имеют свое личное мнение. Я его высказываю. Это приносит мне и радость, и неприятности, поскольку кого-то раздражает или вроде того… Но я говорю то, что думаю. Для меня очень важно, что программа «Бесогон», которую мы делаем, дает мне возможность выражать свою абсолютно независимую точку зрения. Ни одной копейки я не принимал ни от одного канала – все делаю на свои средства. И никто из группы не знает до последнего, о чем будет очередной выпуск. Рейтинги показывают, что людям интересно это слушать, интересно обэтом разговаривать. Пока это так, в нашей программе есть смысл. И я готов быть в социуме и выражать свою точку зрения.
– Вопрос о музыке. Для ваших фильмов ее уже полвека неизменно пишет композитор Эдуард Артемьев. Вместе вы стали обладателями премии имени Дмитрия Шостаковича за вклад в мировую музыкальную культуру. Что для вас значит эта награда?
– С этой премией вышло неловко. Эдуард Артемьев, с которым у нас грандиозная дружба и творческая верность, получил ее совершенно заслуженно. О себе того же сказать не могу. Знаете, однажды Зураб Церетели почему-то предложил мне стать почетным членом Академии художеств. Если бы кто-то из моих великих предков, прадед Суриков или дед Кончаловский про это узнали, они бы меня высекли прямо на сцене. С этой премией так же. Я счастлив дышать одним воздухом с Артемьевым. Он заслужил самые высокие награды и звания. К сожалению, в России принято только у гроба их раздавать и говорить о человеке хорошие слова. Надеюсь, с моим другом будет по-другому. Лишь один фильм мне не дали сделать с Эдуардом Николаевичем – «Очи черные». В остальных моих картинах звучали и будут звучать только творения Артемьева. Знаете, однажды мы писали в студии музыку для моего «Солнечного удара», и вдруг в аппаратную вошла моя дочь, Надя. Понаблюдала, как я общаюсь с оркестром, и говорит: «Дядя Леша (а при крещении имя Эдуарда – Алексей, и дома мы зовем его Леша), теперь я вижу, кто за тебя пишет музыку!» «Да, это твой папа пишет музыку МНОЙ». Повторюсь: Артемьев уникален, я других таких среди наших современников не знаю.
